Главная страница http://rusnauka.narod.ru

И.А.Акчурин

Новые экспериментальные и теоретические основания современных поисков единства научного знания

Совершенно неожиданный результат развития физической науки в самые последние годы — экспериментальная проверка некоего новейшего обобщения принципа единства научного знания, опытные поиски того, как конкретно наиболее просто "устроенные" элементарные частицы — фотоны — связаны с такими "высшими" и наиболее универсальными характеристиками и "способностями" Бытия, его атрибутами, как Протяженность и Познание'. Это стало возможным только благодаря феноменальному развитию в последние годы утонченнейшей техники лазерно-оптического эксперимента, позволяющего осуществить весьма точные, количественные опыты буквально с одним-единственным фотоном во всей используемой установке. Это можно считать очень поздним, но и совершенно блестящим подтверждением постоянного и настойчивого многолетнего интереса нашего выдающегося ученого С.И.Вавилова к именно такого рода экспериментам, однако нас здесь прежде всего будут интересовать некоторые более обобщенно-философские аспекты таких новейших однофотон -ных опытов.

Они позволяют снова рассматривать "лидера" современного естествознания — физику — не просто как одну из рядовых естественнонаучных дисциплин (как это имело место весь XIX век), а снова вернуть ей некогда утерянную славу "экспериментальной философии", — как она трактовалась во времена Декарта, Лейбница и Ньютона. И это — в эпоху просто фантастического прогресса и конкретных наук о природе и конкретных наук об обществе, когда, казалось бы, старые философские дискуссии XVI—XVII веков о принципах разделения "субстанций протяженных" и "субстанций мыслящих" могут интересовать уже только историков (науки и философии). Однако, оказывается, принципы эти, лежащие в самом фундаменте всего западного миропонимания, требуют в наши дни некоего фундаментального уточнения, а возможно, и радикального пересмотра в направлении, указанном еще великим энциклопедистом Дени Дидро.

Эксперимент Л.Мандела2 с сотрудниками прямо использует каноническую для понятийного аппарата квантовой теории схему с полупрозрачной для фотонов (полупосеребренной) пластинкой-светоделителем, дающем 50% вероятности прохождения (или отражения) падающего на него каждого фотона. Схема эта, как известно, лежит в основе всех дальнейших концептуальных конструкций еще в классической книге П.Дирака "Принципы квантовой механики" (играющей в современной физике, укажем в скобках, роль, аналогичную роли ньютоно-вых "Принципов" в прошлые столетия). Два зеркала направляют образованные фотонами лучи параллельно друг другу на две совершенно одинаковые линзы — нелинейные оптические преобразователи (из иодата лития), превращающие каждый из фотонов в пару — сигнальный и дополнительный, — когерентные, но вдвое меньшей энергии (и соответственно частоты).

Понижающие линзы-преобразователи расположены так, что оба дополнительных луча (от верхнего, скажем, и нижнего преобразователя) соединяются вместе в один (в нижнем преобразователе, пройдя который идут к своим детекторам). Сигнальные же лучи с помощью зеркал направляются к своим детекторам, перед которыми может происходить их интерференция, поскольку все они — когерентны. Тем самым мы создаем для фотонов топологически не тривиальное пространство "их жизни" — оптическую конфигурацию их путей, которая принципиально не позволяет определить — в силу законов мира квантов, по какому из путей — верхнему или нижнему — прошел данный сигнальный фотон после полупосеребренной пла-стинки-светоделителя. Более того, каждый из них будет также еще — как волна уже — идти сразу обоими путями, поскольку чуть-чуть меняя положение сигнальных детекторов (удаляя их или приближая по лучу), мы получим типичную интерференционную картину "гребней" и "впадин" в соответствующих отсчетах. Тем самым увеличивая (или уменьшая) расстояние, которое должны пройти сигнальные волны, мы можем добиться, чтобы они приходили к детекторам или "в фазе" или "в противофазе". До сих пор все соответствовало классическому понятийному анализу глубинной природы элементарных квантовых процессов в книге Дирака. Но установка Л.Мандела идет дальше классических опытов, позволяя сделать интересную вещь: впервые в мировой физической науке она позволяет уже в ходе эксперимента довольно радикально изменить топологию пространства, в котором "обитают" наши фотоны. Для этого, например, достаточно непрозрачным экраном перекрыть путь к детекторам нижним дополнительным фотонам.

И тогда именно происходит перед нами чудо "элементарного познания": сигнальные и дополнительные фотоны, в определенный момент времени излученные своими нелинейными преобразователями, более никогда ведь не встретятся — они направляются к совершенно разным детекторам, не имея ни малейшей возможности непосредственно воздействовать друг на друга. Тем не менее интерференционная картина сигнальных фотонов сразу исчезнет, если только одна группа дополнительных фотонов не дойдет до своих детекторов. А почему? Что же происходит в таком случае? Ведь чисто физически при этом никаких воздействий дополнительных фотонов на сами сигнальные фотоны не осуществляется!

Вот здесь-то мы и соприкасаемся впервые с тем, что мы и называем "элементарным" познанием: простейший логический анализ показывает, что теперь мы, в принципе, можем определить, по какому из двух возможных маршрутов сигнальные фотоны прошли к своему детектору (сравнивая, например, время их прибытия с временем прибытия оставшейся незаблокированной группы дополнительных фотонов). Теперь исходный фотон не может уже, подобно волне, идти через светоделитель сразу обоими путями и обязан, подобно всякой уважающей себя корпускуле, либо отразиться однозначно от пластинки-светоделителя, либо столь же однозначно пройти сквозь него.

При этом совершенно не обязательно, чтобы сравнение времен прибытия фотонов проводилось в реальности — достаточно одной лишь "угрозы" добычи, потенциальной возможности получения информации о том, по какому пути прошел фотон, чтобы он вынужден был выбирать только один-единственный маршрут. Таким образом, впервые в мировой науке получен совершенно фундаментальный экспериментальный результат: резкое (и сознательное) изменение топологии

пространства, в котором "обитают" самые "простые" элементарные частицы — фотоны, влечет, имеет следствием довольно неожиданное изменение очень жесткого (обычно) отделения друг от друга "субстанций протяженных" и "субстанций мыслящих". Это разделение фиксировано достаточно четко и определенно, однозначно, только для физических процессов, в которых сколько-либо серьезного изменения топологии не происходит. Если же этого в ходе опыта нет, ситуация становится довольно загадочной: совершенно неживые — и тем более, казалось бы, не наделенные (поэтому) никакими "интеллектуальными" способностями, предельно "простые" материальные объекты — фотоны оказываются обладающими определенными — путь простейшими, но тем не менее познавательными способностями.

Вообще говоря, проблема связи меняющихся, варьирующих топологий и Познания (в самом широком смысле) является в настоящее время одной из серьезнейших и наиболее глубоких "тайн Мироздания" наших дней, поскольку именно топологические инварианты — определенные структурно-математические характеристики изучаемых объектов — определяют способности (и возможности) последних подвергаться воздействию определенных формообразующих (и даже телено-мических) факторов, которые неизбежно появляются во всяком регионе сильного взаимодействия и почти полного "перекрытия" физики и биологии (например, в области молекулярной биологии) буквально при всякой попытке применить здесь философскую категорию Причинения. Дело в том, что исторически все топологические инварианты (гомологии и т.д.) объектов и движений были впервые введены именно для структурно-математической характеризации способностей локальных процессов складываться в определенные целостные, глобальные образования. А без концептуального учета, так сказать, формообразующих (и даже теленомических) способностей локальных процессов, по-видимому, осмыслить, понять, как и почему даже у абсолютно "неживых" объектов появляются способности Познания абсолютно невозможно. Следует особо подчеркнуть, что Познание уже на этом, самом своем простейшем — "элементарном" уровне является существенно нелокальным, так сказать, "гештальтным": оно не происходит, образно говоря, "от точки к точке", или как-то последовательно алгоритмически, а совершается некоторым "целостным" образом, воспринимается сразу вместе, целиком, некоторой единой "картинкой". Может быть, здесь именно и находится наиболее глубокая причина самих наших неустанных поисков единства научного знания? Может быть, мы обитаем во Вселенной, в которой всякое Познание всегда связано с установлением некоего Единства вещей, ранее казавшихся нам очень и очень далекими друг от друга?

Эту именно точку зрения на Познание развивал в своих работах в конце второй мировой войны великий философ XX века М.Хайдеггер (и во втором разделе настоящей работы это будет доказано соответствующим философским анализом и цитатами), но мы хотели бы здесь обратить внимание на то, что проблема некоего целостного — "гештальтного" характера всякого познания стоит в научной психологии уже почти весь XX век и до сих пор не получила сколько-либо удовлетворительного или общепризнанного решения. Тем более примечательно и интересно, что даже на уровне элементарных частиц то, что там в каком-то смысле еще можно назвать, так сказать, "предпознанием" уже несет с собой все характерные черты определенной целостности, а не последовательности, не какого-то алгоритмического "перебора" от точки к точке (или от одной "команды" к другой). Тем самым выявляются, выделяются некоторые общие, характеристические черты всякого Познания, на каком бы уровне Бытия оно не протекало.

Самая простая теоретическая трактовка опытов Л.Мандела с сотрудниками напрашивается в рамках общей теории топо-сов3 — пространств с меняющейся, вариабельной топологией. Поскольку последние, подобно счетно-бесконечномерным гильбертовым пространствам квантовой теории (имеющим представления, как известно, и в виде квадратично сходящихся последовательностей чисел, и в виде абстрактного пространства функций с интегрируемым квадратом), имеют также и другое, не пространственное, а чисто логическое представление — с помощью неких обобщенно-пространственных реализации неклассических — интуиционистских логик, можно сказать, что перед нами, — в известной мере, современный аналог классических опытов Девиссона-Джермера, экспериментально доказавших в 20-е годы нашего века единство корпускулярных и волновых свойств всех мельчайших частиц материи.

Но только в данном случае, конечно же, нет пока еще вполне "непосредственного" проявления, так сказать,

"познавательных" способное! ей наиболее просто "устроенных" элементарных частиц — фотонов, способных, например, проходить без каких-либо физических изменений, стабильно, поистине космические расстояния (протяженности от самых далеких галактик и квазаров) в миллиарды световых лет, и тоже никак за эти миллиарды лет — уже времени — не меняя закономерности своего поведения. Пока что, в опытах Л.Мандела с сотрудниками, "познавательные" способности фотонов проявляют себя, конечно же, несколько косвенно и опосредованно, но дальнейшее совершенствование методики таких экспериментов может сделать эти способности, по-видимому, и более явными.

Эти самые "первичные", зародышевые формы Познания целесообразно назвать именно "элементарными" в том точном смысле, что они совершаются на его еще "двоязыковой" ступени, поскольку как раз языковые, лингвистические построения Идеального — со своими весьма специфическими структурами (простейшие "порождающие" грамматические конструкции и т.п.) — переводят любое абстрактное Познание уже на совершенно другой уровень, который, к сожалению, находится полностью вне рамок настоящей статьи. Поскольку тщательное исследование, например, порождающих грамматик Хомского — совершенно самостоятельная область философского исследования, так сказать, "высших структур" Идеального, столь же отличная от интересующей нас темы, сколь, скажем, современная алгебра отличается от современной же теории интегрирования (см. соответствующие книги многотомных "Элементов" Бурбаки).

Что же касается общей проблемы взаимоотношений Протяженного и Познающего на других, более "высоких" (в каком-то смысле) уровнях организации Бытия, то здесь имеет место, по-видимому, соотношение (и дальнейшее развитие) типа коэволюции — в контексте идей современного, так называемого "глобального эволюционизма". И для того, чтобы получить здесь наше "элементарное Познание", так сказать, в "чистом виде", нам совершенно необходимо провести здесь то, что еще Э.Гуссерль называл "феноменологической редукцией" — освободить Познание от всех тех историко-эволюционных наслоений, которые связаны, например, с предсознательными инстинктами (доминирования и власти, описанными еще Ницше и ранним Масловым, или сексуальными, исследованными столь глубоко Фрейдом и его учениками); с сознательными уже, но еще очень и очень предрацио-нальными структурами человеческой психики и познания типа архетипов Юнга, личностных идентификации ("доброго" или "злого" героя, ковбоя, моряка-путешественника) Эриксона;

властно-общественными структурами типа школ, больниц, тюрем и т.п. Фуко или национально-специфических мифов и фольклорных сказок Гачева.

Вместе с тем опыт Мандела — это уже первый эксперимент, так сказать, "типа Фарадея" в трудной и сложной проблеме соотношения Духа и Материи, точнее говоря, Протяженности и Познания, — когда даже чисто теоретическая — и только потенциальная! — возможность некоего познания совершенно радикальным образом меняет чисто физическое "поведение" фотонов в пространстве и времени. До сих пор в мировой науке опытов такого высокого экспериментального уровня и "профессиональной чистоты" в этой области просто не было.

Конечно, всегда имело место достаточно много даже сенсационных газетных сообщений о тех или иных случаях телекинеза и т.п., но почти все они, к сожалению, проводились обычно, во-первых, вне серьезной лабораторной (контролируемой) обстановки, а во-вторых, были весьма и весьма уязвимы для серьезной научной критики с точки зрения их добросовестности (Ури Геллер и т.д.). А самое главное — из них обычно ничего не следовало в смысле дальнейшего исследования: все они в лучшем случае оказывались набором странных случайностей, не способным сформулировать сколько-либо серьезную, интересную и прогрессивную программу дальнейших научных исследований. Все это требует, разумеется, более глубокого философского осмысления, а самое главное — новых, более утонченных физических экспериментов.

 

Философские обобщения

Таким образом, мы приходим постепенно к очень серьезной — и очень важной для самых различных современных научных дисциплин — методологической, философской проблеме: как конкретно мы сейчас, в наши дни должны представлять себе внутреннее единство всего нашего научного знания?

М.Хайдеггер еще во фрейбургских лекциях по истории философии 1939 г. дает краткий очерк ее становления и развития — со времени самой ее постановки Парменидом в классической античности. Идеи Платона, атомы Демокрита, энергии Аристотеля, влечения монад Лейбница, протяженность Декарта, объективность и предметность Канта, абсолютная идея Гегеля, "жизнь" Ницше, наконец, "становление" у самого Хайдегге-ра — таковы основные — и очень конкретные — моменты концептуального формирования этой центральной проблемы всякого сколько-либо серьезного теоретического мышления (и играющей сейчас интуитивно в нем роль, в чем-то аналогичную интуитивной роли "проблемы материи" в недавно "единственно правильной" марксистской философии).

Конечно, выдвижение в современных методологических (и чисто философских) исследованиях на первый план именно идей единства научного знания — с последующей их какой-то специфически современной конкретизацией в новой, математической "онтологии" — связано прежде всего с нарастанием в последние годы в самых различных разделах научного знания интереса к каким-то достаточно новым унифицирующим, объединяющим все знание концепциям и идеям, которые смогут достаточно определенно выявить наиболее перспективные направления научного прогресса в ближайшие годы и конкретные пути решения таких грозных (и все обостряющихся) глобальных проблем человечества, как экологические катастрофы, СПИД, ядерный терроризм, наркомания и наркомафия, энергетический кризис и т.д. Биологические науки, например, как это ни странно, гораздо ранее даже теоретической физики стали связывать единство своей науки с определенными топологическими структурами (в работах одного из основателей теоретической биологии, нашего соотечественника Н.Н.Рашевского).

В теоретической физике явная экспликация философской идеи единства этой науки с помощью определенных, чисто топологических инвариантов была недавно заявлена (в качестве большой программы исследований) ведущим физиком-теоретиком современности, учеником Н.Бора (и учителем таких маститых исследователей, как Р.Фейнман или создатель новой интерпретации квантовой теории Дж.Эверетт) Дж.А.Уилером4. А последний цикл его работ как раз прямо связан с развитием идей В.Гейзенберга и Н.Бора по философ-

скому (и топологическому) анализу общей концепции квантовых измерений и наблюдений, в которой сам непосредственный акт взаимодействия измеряемого объекта и прибора включается в целую замкнутую цепочку ("гносеологический цикл Уилера") информационных преобразований, без обязательной замкнутости которой (отличия от нуля ее 1-когомологий) Бытие, существование любого объекта самого по себе просто не имеет места.

Напомним кратко реальную физическую ситуацию: ученый-экспериментатор производит определенные воздействия на исследуемые объекты, которые "выдают" ему интересующую его информацию в виде конкретных электрических, оптических, звуковых, тепловых, механических или иных ответных импульсов ("сигналов"). Восприятие последних и обсуждение их физического смысла с коллегами-теоретиками и составляет одну из "половин" дуги циркуляции физической информации в "гносеологическом цикле" Уилера — всем известную и достаточно хорошо исследованную философами-эмпириками (Джон Локк, французские материалисты, почти весь наш так называемый "гносеологический диамат").

Но для современного понимания единства физики, по мнению Дж.А.Уилера, решающее значение имеет не только эта тривиальная, по его мнению, часть общефилософской теоретико-познавательной схемы, а вскрытая впервые им другая, существенно "кантова" "дуга" познания, начинающаяся с самых общих, онтологических представлений об исследуемых объектах. Это — определенные предположения о том, какой (классической или интуиционистской) логике, например, все они подчинены: уже из неклассичности, интуиционистской природы их логики можно вывести достаточно строго необходимость описания их только комплексно-значными волновыми функциями (так называемая теорема Штюкельберга), что в свою очередь немедленно влечет за собой необходимость введения для описания их динамики самых различных калибровочных (квантовых) полей.

Классическая же логика исследуемых физических структур — в сочетании с очень простыми предположениями о причинных "тенях" передачи взаимодействий — почти сразу же ведет нас к группе Лоренца как единственной группе автомор-физмов таких "причинных" пространств и соответственно (при добавлении закона Кулона) — к уравнениям Максвелла для

всей электромагнитной формы Бытия. Таковы самые первые, но очень перспективные, многообещающие результаты применения топологических идей в основаниях современной физики, кстати говоря, очень во многом напоминающие, по сути дела, "герменевтические круги" современных общественных наук. И они позволяют утверждать, что в наши дни именно современная топология становится основой концептуальной модернизации и поисков более глубокого внутреннего единства всего современного естествознания (а возможно, и наук общественных). Серьезная философия, однако, начала продумывать эти возможности, оказывается, еще задолго до того, как они начали конкретно реализовываться в науке наших дней, в самом конце XX века.

Вот как убедительно вводится совершенно новая методологическая (и топологическая) категория "окрестности" в самый фундамент современной философской науки в известном, но и очень трудном (на уровне платоновского "Парменида", а без топологической интерпретации — местами просто загадочном) диалоге М.Хайдеггера о мышлении, написанном еще в конце второй мировой войны и наполненном новыми топологическими идеями, так сказать, "доверху", "с начала и до конца" (в диалоге5 участвуют: исследователь — И, образованный — О и ученый — У):

 

"И: ... Что означает тогда это слово ?

О: В более старой форме оно звучит "Гегнет " и подразумевает открытую даль. Удается ли из этого взять что-то для сущности того, что мы могли бы назвать окрестностью?

У: Окрестность собирает, подобно тому, как будто ничего не произошло: каждое с каждым — и все они друг к другу в пребывании покоя, самих в себе. Рассмотрение вместе с окрестностями — это сосредоточенное собирание вместе для длительного покоя определенное время.

О: Соответственно этому окрестность сама является и далью и длительностью. Она пребывает в дали покоя. Она длится время свободного углубления в себя. Мы могли бы поэтому, принимая во внимание выделенное употребление этого слова, вместо привычного слова "окрестность " говорить также и "Гегнет ".

У: "Гегнет " — это длящаяся даль, собирающая все вместе и открывающая себя так, что открытое содержится и сохраняется в ней, оставляя каждое в своем длении.

И: Насколько я могу видеть, "Гегнет " скорее уединяет, чем что-то нам противопоставляет...

О: Так что также и вещи, рассматриваемые в аспекте "Гегнет ", не имеют больше характера предметов.

У: Они не только не противостоят нам больше, они вообще больше не стоят.

И: Они что — лежат, или что-то происходит с ними?

У: Они лежат (в определенном смысле): если мы под покоем подразумеваем то, что в разговоре выше называлось длением ".

Введение новых, очень необычных или, по крайней мере, отличных от всех, известных нам до сих пор систем окрестностей (топологий) может, таким образом, на определенное время "снять" в определенном смысле даже сам "основной вопрос философии" — классическое, восходящее еще к Декарту противопоставление субъекта объекту, например в области современной философской, как ее называет М.Хайдеггер, "новой фундаментальной онтологии" (включающей в себя категориальное осмысление такого важнейшего, по его мнению. "онтологического" факта всего нашего Бытия, как Свобода Человека). При этом удается очень точно и исторически убедительно описать сам процесс формирования новых научных понятий ("сфокусирования" их в нечто четкое и определенное -в отличие от исходного состояния размышлений — как чего-то еще очень расплывчатого и неопределенного). Категория "Гегнет" концептуализирует, таким образом, очень сложные теоретико-познавательные процессы, протекающие в решающие моменты человеческого познания, в моменты осознания близости друг другу вещей, до того очень далеких:

 

"И: Но как быть тогда с далеким и близким, внутри чего "Гегнет " делается четким или расфокусировывается, приближается и удаляется ?

О: Эта близость и далекость не могут быть вне "Гегнет ".

У; Поскольку "Гегнет ", все противопоставляя друг другу, все приближает друг к другу и позволяет вернуться к собственному длению и аутентичности.

И: Тогда "Гегнет " само было бы сближающим и уда^1яющим.

О: "Гегнет " само было бы близостью далекого и далекостыо близкого...

У: Ожидая, мы оставляем то, что ожидаем. Открытым.

О: Почему?

У: Потому что ожидание вводит себя в Открытое...

О: в удалении далекого...

У: вблизи которого находится дление, где оно остается. И: Но оставаться, — значит, возвращаться. О: Открытое само было бы тем, что мы теоретически можем только ожидать.

И: Но Открытое само является "Гегнет"... У: в которое, когда мы думаем, мы, ожидая, включены. И: Мышление было бы тогда приближением к далекому"6. Нам представляется, что новая, методологическая категория "Гегнет" позволяет более глубоко и конкретно понять сущность того, что всегда представляло собой основной предмет всякой научной философии — сущность мышления. Последнее, по М.Хайдеггеру, связано прежде всего с построением все новых и новых — все более "тонких" топологий (на полной совокупности известных нам объектов), на сближении (и даже полном отождествлении иногда) в этой новой топологии - вещей и объектов, ранее казавшихся очень и очень далекими друг от друга. Напомним здесь только, например, всю многовековую историю исследований в физике электричества и магнетизма, (а потом — и оптических явлений) или — в еще большей степени — весьма нетривиальное (и неожиданное даже для специалистов) отождествление волн и корпускул в квантовой теории.

Эти примеры показывают, что размышления о наиболее общем, философском понимании единства научного знания в каждую данную эпоху вовсе не являются — как полагают до сих пор многие даже крупные ученые — слишком абстрактными и потому практически бесполезными "умствованиями", а выступают совершенно необходимым этапом становления существенно новых научных идей. Конечно, это не значит, что этим должны заниматься все исследователи — ведь у них просто очень различные способности в различных сферах научной специализации. Напомним, однако, здесь только роль философских исканий Галилея и Декарта, Ньютона и Фарадея, Эйнштейна и Гейзенберга в получении ими совершенно конкретных научных результатов непреходящего, даже цивилиза-ционного значения.

Мы уже не говорим, что самая первая философская постановка этого вопроса как вопроса о Бытии (Парменидом) в классической Греции во всей его общности почти сразу же привела человечество к совершенно конкретному научному

результату в понимании единства Знания — идее атомизма, который даже такой признанный критик "философских умствований", как Фейнман признает содержащим в себе потенциально почти все наши научные познания и даже более того — лучшей характеристикой почти всех культурных достижений человечества (если бы вдруг все оно неожиданно погибло). Демокрит и другие античные атомисты, в сущности говоря, уже просто "разнесли" парменидово Бытие и изменчивость в "линейных размерах": первое они связали с очень маленькими, чисто "парменидовыми" атомами, а все изменения, движение (и даже развитие) связали с самыми различными сочетаниями и перекомбинациями их друг с другом. В наши дни, по нашему мнению, что-то аналогичное должно произойти и в области наук общественных по мере их, начатой еще П.А.Флоренским и М.Хайдеггером, топологической теоретизации и модернизации. Ибо современное топологическое понимание Бытия и единства научного знания распространяется последним и на всю область наук о человеке. Вот как он пишет7 об этом в уже цитированном диалоге:

 

“И: ...Все же мне стало ясно другое: во взаимоотношении Я и Объекта скрывается нечто Историческое, принадлежащее сущности человека.

У: Только поскольку сущность Человека получает (окончательный) отпечаток не от Человека, а от того, что мы назвали "Гегнет " (топология) и его конкретизации. История, на которую Вы обратили внимание, происходит как история "Гегнет" (топологии)... Историческое покоится в "Гегнет", которое, посланное Судьбой навстречу Человеку, включает его (этим противопоставлением) в свою сущность.

О: Эту сущность мы, однако, едва осознаем, понимая, что в рациональности животного она еще не появляется.

И: В такой ситуации мы могли бы только ждать проявления сущности Человека.

У: В спокойной отрешенности, благодаря которой мы принадлежим "Гегнет", которое еще скрывает собственную сущность.

О: Спокойная отрешенность по отношению к "Гегнет " угадывается как искомая сущность мышления”.

Здесь благодаря новой топологической интерпретации единства самых различных исторических процессов мы приходим к наиболее глубоким аспектам нашего современного по

нимания традиционно трудных — фундаментальных философских проблем: все самые различные способы теоретического и практического поведения (деятельности) людей в самые различные исторические эпохи оказываются, по Хайдеггеру, "сведенными" к самым различным способам проведения ими новых границ (окрестностей — "Гегнет") на полной совокупности интересующих нас объектов. Именно в этом состоит суть первых концептуальных применений топологии в области философии (и вообще гуманитарных наук). И при всей кажущейся чрезмерной абстрактности (а иногда — и кажущейся тривиальности) такого подхода, посмотрите, какое богатейшее содержание обобщает, однако, на самом деле это новое фундаментальное методологическое понятие ("Гегнет"). Здесь перед нами — и сама сущность Человека, и по-современному понятый смысл его существования (спокойное, отрешенное созерцание "Гегнет"), и нечто даже более великое, чем сам человек — то, что является более высокой формой организации Бытия, чему даже само человеческое существование служит лишь средством. Перед лицом всего этого Хайдеггер выдвигает8 только что-то, аналогичное современной, так сказать, "экзистенциалистской" форме стоицизма:

 

“И: Однако теперь подлинное спокойствие и отрешенность состоит в том, что Человек в своей сущности принадлежит "Гегнет " (топологии), т.е. оставлен в ней.

О: Не случайно, а — как это мы должны сказать — с самого начала.

И: О предшествующем, откуда все это вышло, мы, собственно, не можем мыслить...

У: так как сущность мышления начинается там.

И: Итак: с незапамятных времен сущность Человека "оставлена " в "Гегнет ".

О: Почему мы сразу же добавим: и именно благодаря самому "Гегнет ".

У: Это соединяет сущность Человека с его собственным противоположным.

И: Так мы разъяснили спокойную отрешенность. Мы, однако, также, что мне тотчас пришло в голову, не предприняли попытку осмыслить, почему тогда сущность Человека связана с "Гегнет ".

О: Сущность Человека, очевидно, потому оставлена в "Гегнет ", что эта сущность столь существенно принадлежит

"Гегнет ", что последнее без человеческой сущности не могло бы существовать так, как оно существует.

У: Определенно — и я полагаю так: сущность Человека единственно потому оставлена в ''Гегнет " и вследствие этого используется "Гегнет ", что Человек сам по себе не волен изменить Истину и она остается независимой от него. Истина может быть независимой от Сущности Человека только потому, что Сущность Человека, как спокойное созерцание "Гегнет ", используется "Гегнет " в противопоставлении и для сохранения условий (своего Бытия). Независимость Истины от людей представляется, однако, явно еще одним отношением к Сущности Человека, отношением, которое имеет основанием противопоставление Сущности Человека в "Гегнет "”.

Теоретическое единство современной физики и биологии

Междисциплинарные взаимодействия "лидера" современного естествознания — физики — и не менее уважаемого "претендента" на это весьма почетное и высокое звание — биологии — в наши дни сложны и многообразны: с точки зрения философии они протекают, по крайней мере, на трех довольно различных уровнях. Первый — это, так сказать, чисто экспериментальный, когда те или иные новые, часто сложнейшие и утонченнейшие физические приборы используются для опытного исследования тех или иных биологических явлений и процессов. Второй — "теоретический", это когда те или иные, ныне уже существующие физические теории привлекаются для модельно-математического объяснения тех или иных конкретных результатов наук о живом. Понятийный аппарат ни физики, ни биологии при этом почти не меняется.

Но с точки зрения философии наиболее интересен и перспективен третий, так сказать "концептуальный" уровень взаимодействия, когда происходит обогащение — расширение или обобщение — понятийного, концептуального аппарата физики или биологии. Потому что даже для М.Хайдеггера философия реально, в узком (методологическом) смысле, — это прежде всего изучение технологии, "механизмов" создания, образования новых, более глубоких и общих теоретических понятий. В этом плане сложные, иногда вполне "конфронтационные" взаимодействия основных, наиболее фундаментальных кон

цепций физики и биологии, довольно подробно рассмотренные в нашей книге4, продолжаются все последние годы.

При этом интерес ведущих ученых-физиков современности именно к биологии непрерывно растет: многие из них, например самый молодой нобелевский лауреат недавнего времени Б.Джозефсон, просто перешли в биологию (и даже телепатию), другие — пишут целые книги о "мыслящих" машинах (Р.Пенроуз), наконец, третьи — основывают целые новые институты по биологической тематике ("Институт сложности" в Санта-Фе на юге США, например, под руководством нобелевского лауреата и одного из создателей теории кварков М.Гелл-Мана). Дело здесь, разумеется, не только в отсутствии новых больших ускорителей, но и в совершенно определенных тенденциях развития самой теоретической физики в самые последние годы.

Современная когомологическая10 (теоретико-категорная) физика в этом плане, по-видимому, позволяет впервые заложить ныне такие единые теоретические основания всего естествознания наших дней, какие в первые десятилетия уходящего XX века заложила квантовая теория — общий концептуальный базис, как известно, не только современной теоретической физики, но и современной теоретической химии. И подобно тому, как совершенно новые (тогда) понятия стационарных квантовых состояний и полной системы их количественных характеристик (квантовых чисел и т.п.) впервые позволили очень много понять и объяснить как в Периодической системе элементов Менделеева, так и в детальной динамике физических и химических микропроцессов, точно так же очень и очень многое в синергийной динамике специфических микроструктур живого (и неживого) позволяет, мы надеемся, понять ныне эти новейшие понятия современной теоретической физики (и кратко описываемые здесь ниже) когомологии, когерентности и конструктивных объектов.

Захватившая в последнее время почти всю теоретическую физику так называемая "топологическая революция" выдвигает на первый план в "лидере современного естествознания" как раз такие математические и концептуальные структуры, которые, образно говоря, впервые достаточно основательно "идут навстречу" основным, наиболее глубинным (и даже подсознательным — в определенной мере) теоретическим устремлениям всей биологической науки в целом — в ее кардинальном отли-

чии от сложившихся за многие века теоретических устремлений физики.

Здесь следует особо иметь в виду, что именно в области современной молекулярной биологии как раз и происходит, по-видимому, постепенный переход от чисто аналитической, преимущественно "расчленяющей" объекты (на составляющие их компоненты) традиционной методологии физики к столь же традиционной методологии наук о живом — более конструктивного, формообразуюшего, в каком-то смысле унифицирующего и даже синтетического плана. Именно по этой причине, по-видимому, до сих пор не удалось, кстати говоря, установить сколько-нибудь интересные теоретические контакты всего комплекса биологических наук — и даже его наиболее "теоретизированных" фрагментов — с такими, казалось бы, весьма фундаментальными физическими законами, как уравнения динамики Ньютона, электродинамики Максвелла и т.д.

Здесь, по-видимому, необходима такая теоретическая переформулировка последних, выявление таких их существенно новых структурно-концептуальных компонентов, которые в большей степени соответствовали бы существенно формообра-зующей, синтетической (а не аналитической) методологии наук о жизни. Мы имеем здесь в виду прежде всего, что то понимание философской категории Причины, которое до сих пор выдвигалось на первый план в физике (как "запускающего толчка" в механике и "материального носителя" процессов в физике поля), оказывается совершенно недостаточным для получения, формирования новых, сколько-либо интересных и продвигающих нас дальше и глубже понятий в области такого "интенсивного" и почти полного "перекрытия" друг другом биологических и чисто физико-химических процессов, какой является современная молекулярная биология. В этом экспериментальном и теоретическом регионе современного естествознания, — несомненно, ведущем и даже, более того, определяющем все наши грядущие экологические и медицинские судьбы! — понятие Причины должно быть обязательно пополнено какими-то концептуальными моментами формообразую-щего и даже теленомического плана, как об этом предупреждал еще великий Аристотель.

Происходящая в наши дни когомологическая (тополого-алгебраическая) переформулировка основных динамических законов физики (уравнений Ньютона, Максвелла, Шрединге-

ра, Дирака и т.д.) как раз и позволяет трактовать их не столько вполне традиционным образом — с точки зрения определенных количественных (или метрических) соотношений, а и прежде всего как определяющие собой существенно новые топологические (когомологические чаще всего) структуры глобальной динамики любого рода объектов. Так в простейшем случае классической механики Галилея-Ньютона, когомологические методы впервые позволяют глубже осмыслить, например, почему именно понятие инерциальной системы отсчета играет в ней столь фундаментальную концептуальную роль:

оно в каком-то (а именно — в когомологическом) смысле глобально "снимает", казалось бы, кричащее, наглядное противоречие покоя и движения, — оказывается, есть такие состояния механического движения — инерциальные перемещения, которые с точки зрения наиболее глубоко характеризующих всякое движение топологических — когомологических структур "устроены" столь же "просто", что и состояние покоя (вторые производные текущих координат и тех, и других по времени всегда равны нулю — определенные "инфинитезимальные" "границы их границ" всегда исчезают).

Это фундаментальнейшее тополого-алгебраическое "исчисление" предельно абстрактных "границ их границ" — когомологий — позволяет увидеть в совершенно новом свете не только соотношение друг с другом, например, электрических и магнитных сил в электродинамике Максвелла-Лоренца, но и, например, определенные, почти "теленомические" аспекты глобального динамического поведения даже чисто механических систем, — например, в случае странных аттракторов или так называемых предельных циклов. Новые — топологические — структуры динамики любого рода объектов как раз и позволяют выдвинуть, оказывается, на первый план научного анализа именно то, что является наиболее важным для любого живого объекта — его формообразующие (и самовоспроизводящие) факторы, а также определенные теленомические аспекты их глобального поведения.

Научное понимание такого рода вещей с помощью чисто классической трактовки философской категории Причины оказывается уже в наши дни просто невозможным. Как, например, объяснить одновременное и весьма согласованное в пространстве и во времени — когерентное — протекание в каждой живой клетке тысяч и тысяч сложнейших — аллосте-

рических (сильно зависящих от трехмерной пространственной конфигурации молекул) биохимических реакций и биофизических процессов? Вот здесь-то и появляется другое важнейшее понятие современной теоретической физики — когерентности, вернее, его далеко идущее обобщение из области классической оптики (где оно имеет предельно четкий, ясный и количественно определенный смысл) на область объектов существенно неметрической и даже не количественной природы (с чем мы постоянно имеем дело в области наук о живом). Мы считаем, что именно такое — одинаково плодотворное и .для физики, и для биологии обобщение — произойдет в ближайшее время с помощью понятия когерентных логик.

Когерентная логика — это обобщенно пространственно формулируемая (в протяженностях с меняющейся, переменной топологией — топосах) интуиционистская логика, допускающая особое семантическое истолкование (так называемые семантики Крипке-Жойала" на объектах, претерпевающих определенное "развитие" в том или ином смысле: появление существенно новых объектов, возникновение между ними новых связей (при обязательном сохранении старых) и т.д. Такого рода чисто логическим конструкциям в топосах (как протяженностях) сопоставляются определенные пространственные образования типа так называемых конструктивных множеств — в простейшем случае нетеровых структур (описываемых конечным и относительно малым числом существенных, определяющих все их свойства параметров) — конечных объединении локально замкнутых множеств.

Когерентность и конструктивность определенных структур в топосах являются, так сказать, современным — топологическим обобщением (на уровень молекулярной биологии) таких фундаментальных, вскрытых во всей их концептуальной глубине только квантовой механикой характеристик Бытия как его одновременные корпускулярные и волновые аспекты. Здесь перед нами, по-видимому, — еще одна из глубочайших "тайн Мироздания", которые являются одновременно и чисто философскими (гносеологическими), и вместе с тем — совершенно конкретными, естественнонаучными, часто требующими для своей разгадки довольно утонченных и вполне материальных экспериментов (о чем уже шла речь выше).

Конструктивные объекты и являются, по-видимому, основными динамическими структурами, обеспечивающими физико-химическую реализацию в живом тех процессов, которые еще великий Аристотель назвал формообразующими и которые столь существенно отличают все живое от всего неживого, мертвого. На простейшем, наиболее элементарном уровне живого они обеспечивают определенные преимущественные (или предпочтительные) направления перемещения составляющих их "частей" и определенное согласование во времени (когерентность) таких перемещений.

Что составляет физическую основу такой обобщенной когерентности физико-химических процессов во времени и пространстве? — В деталях это еше предстоит исследовать и исследовать. но уже сейчас ясно, что это, по-видимому, какой-то топологический аналог столь известного ныне спонтанного нарушения чисто алгебраических симметрий, весьма характерного для многих областей современной физики. В простейшем случае, например, вода, вытекающая из ванны, может вращаться в коронке в принципе с равной вероятностью — как по, так ц против часовой стрелки, но коль скоро ее движение установилось, самые обычные, всем давно известные гидродинамические законы физики обеспечат достаточно устойчивое существование этого явления.

Совершенно аналогичным образом можно показать, что топологические инварианты типа гомологии и когомологий уже сейчас могут дать "вполне материалистическое" — без всякой мистики и потусторонних "духовных" сил! — объяснение столь характерных для всей биологии чисто "теленомических" детерминации прошлого некими будущими явлениями и событиями. Это позволяют осуществить так называемые топологические принципы двойственности (определяемости всех важнейших топологических характеристик — инвариантов интересующих нас объектов топологическими инвариантами "окружающего" эти объекты пространства — все последнее, так сказать, "минус" часть его, занятая объектами). Более подробно идеи эти изложены в конце нашей статьи в сборнике "Самоорганизация и наука: опыт философского осмысления" (М., 1994).

 

  1. Хорган Дж. Квантовая философия // В мире науки. М., 1992. №9-10. С. 74-75.

  2. Mandel L. a. 0. Physical Review Letters Vol 67. 1991. Р. 318 // Induced Coherence and Indistinguishability of Optical Interference.
  3. Голдблатт Р. Топосы: Категориальный анализ логики. М.: Мир, 1983 Джонстон П. Теория топосов. М.: Наука, 1986.
  4. Рис М.. Руффини Р., Уилер Дж. Черные яыры, гравитационные волны и космология. М.: Мир, 1977. Гл. 19.
  5. Heidegger М. Zur Erorterung der Gelassenheit. // Gesamtntausgabe Frankfunam Main, 1983. Bd. 13. S. 47. 6 Heidegger М. Op. cit. S. 69-70.
  6. Цит. соч. С. 61, 62.
  7. Там же. С. 66-67, 68.
  8. Акчурин И.А. Единство естественнонаучного знания. М.: Наука, 1974.
  9. Виттен Э. Физика и геометрия. Международный конгресс математиков и Беркли. М„ 1991. С. 394.

  10. Справочная книга по математической логике. Ч. 1 М.. 1982. С. 302 и

  11. далее.

 

Линия

 

Главная страница http://rusnauka.narod.ru

Сайт создан в системе uCoz