О.Н.Гринбаум Гармония строфического ритма в эстетико-формальном измерении
Послесловие
АЛГЕБРА И гармония ПОЭТИЧЕСКОГО РИТМА
Цель этой краткой заметки, сопровождающей монографию О.Н.Гринбаума, вовсе не в том, чтобы дать критический анализ этого исследования. Это дело будущих рецензентов. Она и не в том, чтобы представить монографию или объяснить выдвинутые в ней положения и тезисы. Цель этой заметки более скромная, она состоит в том, чтобы указать, какое отношение работа О.Н.Гринбаума, исследование сугубо специальное, написанное специалистом в области структурной и прикладной лингвистики, в котором множество таблиц, графиков, уравнений и формул, какое отношение она имеет к нам, литературоведам.
Вопрос этот вполне уместен, ибо работа О.Н.Гринбаума имеет объектом своего изучения поэзию и непосредственно связана с теми проблемами стиховедения, которыми наука интересуется вот уже почти сто лет. Предшественниками О.Н.Гринбаума были выдающиеся филологи, занимавшиеся проблемами стихотворного ритма: А.Белый, Ю.Н.Тынянов, Г.О.Винокур, Б.В.Томашевский, В.М.Жирмунский, Р.О.Якобсон, К.Тарановский, В.Е.Холшевников, Ю.М.Лотман, М.Л.Гаспаров и др.
Опираясь на их исследования, О.Н.Гринбаум, однако, решает задачу, несколько отличную от тех, которые были поставлены в трудах его предшественников. Она точно обозначена в названии исследования: «Гармония строфического ритма в эстетико-формальном измерении». Это значит, что объектом изучения является ритм, и выводы из такого изучения должны приблизить нас к пониманию того, что такое гармония – категория, с которой наше сознание связывает высшие достижения художественного творчества. Ритм, говорит О.Н.Гринбаум, можно измерить, не вынося за скобки эстетическую природу изучаемого явления, и поэтому гармония ритма будет изучаться в эстетико-формальном измерении. Таким образом, О.Н.Гринбаум стремится на конкретном материале
(«онегинская строфа» и русский сонет) объяснить одну из важнейших проблем художественного творчества.Видимо, не требует доказательства тезис об автономности и свободе художественного творчества. Оно свободно в том смысле, что не связано с познавательными целями, т.е. не может быть сведено к системе каких-либо идей – социальных, этических, философских или религиозных. Оно лишено какой-либо утилитарной конкретности и отвечает лишь свойственному человеку чувству прекрасного, заключенному в самом человеческом переживании, обращено к этому чувству. В этом смысле справедлива знаменитая формула Пушкина: «Цель поэзии – поэзия». Пушкин и является (для большинства безотчетно) самым полным в русской литературе выражением этого удивительного свойства художественного творчества. Поэзия, полагал Пушкин, творится силой вдохновения, а не разума, которое «есть расположение души к живейшему приятию впечатлений». Тургенев в том же смысле говорил о свойственном Пушкину «классическом чувстве меры и гармонии», а Розанов о «покое, ясности и уравновешенности» пушкинского творчества. Но можно ли объяснить и измерить все это? Что такое мера и гармония?
Ответить на это вопрос и стремится О.Н.Гринбаум, и начинает он с пояснения основных категорий своего исследования: что такое гармония и мера в их взаимообусловленности и в каком отношении они стоят к категории ритма. Таким образом, исследование О.Н.Гринбаума непосредственно связано с кругом философских вопросов, что совсем не удивительно: математика с ними всегда была органично связана. Они позволяют выстроить строгую систему понятий, необходимых для формулирования принципов анализа.
Гармонию О.Н.Гринбаум определяет как мыслимую субстанцию эстетического объекта, а меру как его материальную субстанцию. Тогда мера есть форма гармонии, а гармония – содержание или эстетически осознанная мера. Ритм, согласно логике идей О.Н.Гринбаума, есть понятие общее и видовое: он связан с самой сущностью творчества и восприятия художественного произведения и есть «эстетически значимое движение поэтической мысли, организованное по закону гармонии»; он делает ощутимой гармонию и есть «эстетически осознанная норма» (Б.В.Томашевский). В рамках такого общего понимания ритма О.Н.Гринбаум исследует один из его уровней, а именно ритм словесного яруса поэтического текста, еще точнее – ямбический ритм «онегинской строфы» и русского сонета. Гармонию измерить нельзя, но можно обнаружить и изучать конструктивный принцип, который лежит в основе эстетического объекта и которым обусловлено само существование эстетически значимой меры. Таким принципом является закон «золотого сечения» или «божественная пропорция». Иначе говоря, движение поэтической мысли реализовано в ритме, ритм делает ощутимой гармонию и организует в строфе ритмическое движение по закону «золотого сечения».
Здесь нет необходимости повторять систему аргументации, логика которой позволяет именно так поставить основную проблему исследования О.Н.Гринбаума. Нет необходимости воспроизводить сам закон. Работа написана просто и ясно, и любой ее читатель может без труда понять суть специальных вопросов, обсуждаемых в ней. Главное же, что необходимо отметить, так это то, что так поставленная проблема может получить свое обоснование лишь на основе реализации особого для стиховедов метода анализа, а он, в свою очередь, позволяет по-новому объяснить многие стиховедческие вопросы.
Этот метод, который О.Н.Гринбаум называет методом ритмико-гармонической точности, включает в себя две важнейшие предпосылки; их можно рассматривать в качестве практического следствия общих теоретических постулатов. О.Н.Гринбаум обосновывает принцип «золотого сечения» не в формальном аспекте, а в качестве основополагающего фактора саморазвития поэтической мысли, и мерой такого саморазвития оказывается не стих (как это было в большинстве стиховедческих работ), а строфа. Тогда традиционные методики анализа стиха приобретают иной вид. Ритмико-гармоническая точность, говорит О.Н.Гринбаум, определяется соотношением трех ее составляющих: слоговым (силлабическим) объемом строфы, количеством в ней безударных слогов и количеством в ней слогов ударных (тонический объем строфы). Слоговый объем предопределяет единство строфы, а количество ударных и безударных слогов – ее ритмическую вариативность. Здесь-то и обнаруживается удивительная закономерность. Ее ощущали многие исследователи, например Б.В.Томашевский: «В стихах Пушкина наиболее совершенным образом осуществились какие-то строгие законы речевого ритма».
Теперь эта закономерность может быть объяснена. Ведь это удивительно, что при 118-слоговом объеме «онегинской строфы» ее тонический объем – в среднем 45 ударений при громадной вариативности ритмических форм в каждой конкретной строфе романа Пушкина. Эта удивительная закономерность не может быть следствием расчета, она – следствие врожденного чувства гармонии, эстетического чувства, гениальности Пушкина. При этом оказывается, что отклонение от «золотых» строф обусловлено рядом тоже поддающихся объяснению причин, прежде всего – содержанием (например, «тяжелые» строфы, 50±
1 ударение, – это строфы письма Ленского, о котором у Пушкина сказано, что он «писал темно и вяло») и типом речи (авторской и неавторской в трех ее подтипах – диалогической, монологической и смешанной). Динамический характер «онегинской строфы» находит свое объяснение и в особенностях ритмико-синтаксической ее организации, и в ритмико-гармонических параметрах отдельных частей строфы – трех четверостиший и заключительного двустишия.Основным предметом изучения для О.Н.Гринбаума является текст романа Пушкина. Но он исследуется в сравнении с другими произведениями XIX–XX вв., которые написаны «онегинской строфой» («Бал» Баратынского, «Тамбовская казначейша» Лермонтова, «Младенчество» Вяч.Иванова, «Рояль Леандра» Северянина, «Письмо» Волошина и «Университетская поэма» Набокова). Проявление закона «золотого сечения» оказывается в этих произведениях иным, отличными от пушкинского, что свидетельствует о том, что а
) «онегинская строфа» как структурно-динамическое единство обладает потенциалом, реализующимся в историческом движении жанра, и пушкинский роман есть эталон этого ряда произведений, и б) разный характер движения поэтической мысли предопределяет появление разных количественно-качественных значений «божественной пропорции». Все это в целом означает, что исследование О.Н.Гринбаума дает необходимый материал для литературоведов, которые и должны объяснить, какой именно характер движения поэтической мысли обуславливает ту специфику гармонии строфического ритма, которая была обнаружена О.Н.Гринбаумом в разных поэтических текстах.Наконец, отдельный раздел монографии О.Н.Гринбаума посвящен вопросам ритмико-гармонической организации русского сонета. Раздел этот имеет особое значение, во-первых, потому, что дает возможность обосновать важную мысль о многообразии проявлений закона «золотого сечения»: «божественная» пропорциональность, гармоничность русского сонета, по определению автора, – «структурно-тоническая» (в отличие от «композиционно-ритмической» пропорциональности «онегинской строфы»), т.к. она характеризуется иным соотношением – тонического объема сонета, его катренов и терцетов. Во-вторых, сопоставительный эстетико-формальный анализ ритмики позволяет решить вопрос об отношении сонета к «онегинской строфе», об их близости и принципиальном различии.
Итак, как видно из сказанного, монография О.Н.Гринбаума не просто имеет отношение к проблемам литературоведения. Она дает необходимый материал и для размышлений, и для выводов, она придает этому материалу необходимую достоверность. Она наглядно показывает, что О.Н.Гринбауму удалось создать редкую в стиховедении работу – работу, где эстетическое и формальное, синтезируясь в целое, позволяет по-новому увидеть не только развитие «онегинской строфы» и русского сонета, но и материю русского стиха в целом.
А.Б.Муратов,
доктор филологических наук, профессор
ПРИЛОЖЕНИЕ 1
Список литературных источников
Баратынский Е.А. Полное собрание стихотворений. Л., 1958. (Библиотека поэта. Большая серия).
Волошин М.А.
Избранное. Минск, 1993.Иванов В.И
. Собрание сочинений. Брюссель, 1971.Лермонтов М.Ю.
Сочинения: В 6 т. М.; Л., 1955.Мандельштам О.Э
. Собр. соч.: В 4 т. Т. I. М., 1991.Набоков В. В.
Круг: Поэтические произведения. Рассказы. Л., 1990.Пушкин А.С.
Полное собрание сочинений: В 17 т. М.; Л., 1937 – 1959.Пушкин А.С
. Стихотворения лицейских лет 1813 – 1817. СПб., 1994.Русский сонет
: XVIII – начало ХХ века / Сост. В.С.Совалин. М., 1983.Русский сонет
: Сонеты русских поэтов XVIII – начала ХХ века / Сост. Б.Романов. М., 1983.Северянин И.
Стихотворения. Поэмы. Архангельск, 1988.Сонет серебряного века
/ Сост. О.И.Федотов. М., 1990.Цветаева М. Стихотворения. Поэмы. М., 1991.
Феномены
: Сонеты русских поэтов / Сост. Л.В.Остов. Ставрополь, 1992.
ПРИЛОЖЕНИЕ 2
Финальные строфы из романа И.Северянина «Рояль Леандра»*
33 |
35 |
| Они выходят за ворота, | Ты говоришь: развод,– как будто |
| Во тьме спускаются на лед. | Исправит что-нибудь развод. |
| Им кажется, что третий кто-то | Развод – пустяк, развод – минута, |
| За ними, крадучись, идет. | А знаешь ли, что значит – год? |
| Иль это небо сыплет хлопья? | Не только год счастливой страсти, |
| Иль это мысль его утопья | Любви слинялой, полной сласти,– |
| Шуршит воскрыльями в тиши? | А год, мой год тяжелых мук? |
| Kому бы здесь и быть в глуши? | А здесь не год, Леандр, подумай: |
| Уснуло озеро под снегом. | Двенадцать лет, двенадцать лет, |
| Они скользят на лыжах вдаль | Двенадцать лет, как счастья нет, |
| Сквозь снег,– как с мушками вуаль,– | Двенадцать лет тоски угрюмой, |
| Довольные своим пробегом. | И чуждый муж, но все же свой, |
| Не видно звезд и нет луны. | Привычный, человек живой! |
| Все, все сказать сердца вольны. | |
34 |
36 |
| – Чего ты ждешь?– она спросила. | Он любит Lugne твою, как может. |
| – Я жду тебя назвать своей.– | Где силы сделать боль ему? |
| – Во мне пока бессильна сила | Его судьба меня тревожит. |
| Покинуть мужа и детей.– | Такой ценой я не приму, |
| – Но, Lugne? пойми, я жду развода.– | Поверь мне, счастья: этот праздник, |
| – Не жди, Леандр, моя свобода | Пожалуй, хуже был бы казни. |
| Без крыл, и больше не парит.– | Нет, на несчастии других |
| Мне это совесть говорит. | Могу ль о радостях своих |
| Не создана я для измены.– | Спокойно думать? Дети! дети! |
| В измене ложь: я правду чту. | Как вас делить? О, что за вздор! |
| Друг в друге видим мы Мечту,– | Оставим этот разговор, |
| Довольно с нас. Не мучь Елены. | Оставим злые мысли эти: |
| Пусть будет свет. Не нужно тьмы: | Такая воль – мрачней тюрьмы. |
| Лишь друг вне друга вместе мы. | Лишь друг вне друга вместе мы. |
37 |
39 |
| Да, творчество твое велико, | Сказала, вздрогнула и, с криком, |
| Как падший ангел, гений тьмы, | Прижав его к своей груди, |
| Но богоборческого лика | В теряющем порыве диком, |
| Краса страшна мне. Как же мы | Отпрянула: «Не подходи... |
| С тобою совместим всю разность | Единственный! Боготворимый!.. |
| Душ наших, знающих экстазность, | Не искушай своей любимой: |
| Таких и близких, и чужих? | Я обессилена борьбой,– |
| Я без ума от глаз твоих, | Уйди, Леандр, господь с тобой...» |
| От светлой нежности ребенка, | ...И он ушел во тьму на лыжах, |
| От одаренности твоей, | Ни слова больше не сказав. |
| Но не от скрытых в ней идей, | Когда ж, озябнув и устав, |
| Кощунственных и льнущих тонко | Вернулась в келью Lugne, на рыжих |
| И искусительно в сердца... | Лошадках были хомуты, |
| Я без ума... не до конца! | И голос звал из темноты: |
38 |
40 |
| Пребудем же, Леандр, друзьями, | – Готовы лошади. Мне барин |
| Как были до сих пор века, | Велел на станцию Вас свезть.– |
| Смотря влюбленными глазами | Был лик Елены светозарен: |
| На друга друг... издалека! | Сердца друг другу дали весть! |
| В измене тела – ложь. В свиданьи | Она подать велела сани |
| Бесплотном – сплошь очарованье, | Спустя неделю, от скитаний |
| Святая правда близких душ... | Души уставшая, реша |
| От них не пострадает муж, | Говеть в монастыре. Душа |
| И невсколыхнутая совесть | Молитвы жаждала. Все службы |
| Моя меня не укорит. | Она простаивала. Храм |
| Вот путь единый, что открыт | Дал исцеление скорбям, |
| Для нас– невинность встречи, то есть, | И, с чувством неизменной дружбы |
| Сумбур отвергшие умы | К Леандру, ехала зимой |
| Лишь друг вне друга вместе мы.– | Ты, маленькая Lugne, домой... |
Эпилог |
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
ПРИЛОЖЕНИЕ 3
Корпус сонетных текстов для ритмико-гармонического анализа
Иннокентий Анненский
|
|
Константин Бальмонт
|
|
|
|
Валерий Брюсов
|
|
Максимилиан Волошин
|
|
Вячеслав Иванов
|
|
|
|
Игорь Северянин
|
|
|
|
Другие поэты
Петр Бутурлин. Серый сонет.
Федор Сологуб. «Влачится жизнь моя в кругу...»
Федор Сологуб. Сонет триолетно-октавный.
Сергей Маковский. Веселье.
Сергей Городецкий. Тревога.
Сергей Городецкий. Прощание с избой.
Сергей Городецкий. Мудрость.
Сергей Городецкий. Творчество.
София Парнок. «Паук заткал мой темный складень…»
Юрий Кричевский. Сонет («Не трудно красиво начать…»)
Анна Ахматова. Приморский сонет.
Михаил Струве. Луч.
Осип Мандельштам. Шарманка.
Давид Бурлюк. «Играют в старой башне дети…»
Бенедикт Лившиц. Николаю Бурлюку (Сонет-акростих).
Бенедикт Лившиц. «И, медленно ослабив привязь…»
Александр Черемнов. Юность.
Н. Крандиевская-Толстая. «Начало жизни было – звук…»
Илья Эренбург. Христу.
Николай Оболенский. Из цикла «Ты и я», XI.
Николай Оболенский. Из цикла «Ты и я», XХIII.
Николай Оболенский. Из цикла «Ты и я», XXVII.
Николай Оболенский. Из цикла «Одиночество», CLIII.